Фаворитка короля - Страница 132

132

По ночам сон бежал от меня, только непрерывная ноющая боль в висках не давала оторвать голову от подушки. По утрам я чувствовала себя не намного лучше — ничего, кроме скуки и вялости. Не приносили облегчения даже компрессы из лаванды и мяты, когда я брала на себя труд их приготовить. Но что мои страдания в сравнении с теми, которые терзали Эдуарда? С ним я должна быть рядом, чтобы развеять мрачные тени, сгустившиеся над его рассудком, вернуть его в реальный мир, где он оставался королем. Тоска и безнадежность грызли меня, я вырывала траву пучками и швыряла в стороны.

При дворе я кое-что значила, а здесь была всего лишь сельской помещицей с застрявшими в завязках корсажа семенами и стебельками травы.

Рассердившись на себя и свою хандру, на слезливую жалость к себе, я поднялась на ноги и собралась идти в дом — задать кому-нибудь побольше работы, но тут появились обе мои девочки, удравшие от своей воспитательницы. Светловолосая и крепенькая, как отец, Джоанна, которой исполнилось пять, вела за руку трехлетнюю Джейн — застенчивую, ничем не похожую на меня, кроме разве что темных волос и не блещущего красотой личика. Они со смехом пробежали через сад, оглашая его воплями радости оттого, что удалось вырваться на свободу. Мое сердце дрогнуло, когда я стала свидетельницей их невинных забав. Не припомню, чтобы мне в детстве удавалось побегать, поиграть, посмеяться. Очень мало радостей сохранилось в моей памяти. Да поможет мне Бог уберечь своих девочек от любых напастей.

Увидев меня, они еще больше разрезвились, распрыгались, без умолку треща и спеша поделиться со мной новостями. Мне удалось отправить их назад, к няне, только когда я пообещала, что после обеда мы поедем кататься верхом. Пока им предстояло заняться чтением, письмом и арифметикой. Мои дочери обязательно должны обучиться этой премудрости, как и мои сыновья. Я не желала, чтобы они выросли темными, необразованными дворянками, в жилах которых течет королевская кровь, но в голове совершенно пусто. Джон, как и подобает юному отпрыску короля, набирался ума в семье благородного Перси, служа там пажом. Николасу исполнилось одиннадцать, он учился грамоте у монахов в Вестминстере. Я так гордилась ими! Ну а девочки — их ждет приличное образование и выгодное замужество. Я с легкой улыбкой наклонилась и подняла из травы старенькую куклу, оброненную Джоанной. Расчесала пальцами ее спутанные волосы и дала себе клятву, что мои дочери — об этом я позабочусь! — сумеют прожить достойно, даже и без мужей.

Уголком глаза я заметила какое-то движение неподалеку. Над головой метнулась малиновка, спряталась в кроне дерева. Я подняла глаза.

— Вот вы где!

А я ведь ничего не слышала: ни стука копыт, ни мягких шагов по земле. Даже воздух не колыхнулся. На миг я испугалась, подумав, что парламент, возможно, захотел окончательно избавиться от меня, и попятилась. А потом прижала к груди куклу — я узнала этот голос и увидела фигуру, ярко освещенную пробивающимся сквозь листву солнцем.

Я словно перенеслась на много лет назад, в тот самый день, когда впервые увидела Эдуарда в Большом зале Хейверинга. Лучи низкого солнца светили ему в спину, освещая и его собак, и сокола на руке, окружая сиянием его голову и плечи. Как будто на нем была золотая корона. А я стояла и молча любовалась этим ореолом власти.

Но то было в иные времена, в иной жизни.

Виндзор шагнул вперед, сразу оказавшись в глубокой тени. У меня сразу потеплело в животе, во рту пересохло от волнения, а все тело вмиг ослабело, словно желая пасть в его объятия. Хотелось побежать ему навстречу, обнять его, прижаться губами к его губам, ощутить, как бьется под моей ладонью его сердце. Три года я не видела его. Долгих три года! За тот миг, что требуется для одного удара сердца, я могла бы преодолеть разделяющее нас расстояние и…

Нет-нет. Надо держать себя в руках. Я должна действовать осторожно, взвешенно, спокойно. Не теряя способности руководить собой…

Почему так? Да потому, что неразумно вкладывать другому в руки оружие против себя, пусть это даже мужчина, которого я люблю, к которому стремлюсь так сильно, что все тело мое дрожит, как в лихорадке. Это ужасно — бояться отдать себя в подчинение мужчине, любви которого я так страстно жаждала, но если жизнь меня чему-то и научила, то именно тому, что необходимо сохранять гибкость и полагаться только на себя. Мой супруг не должен видеть, как я боюсь дать ему власть над собой — власть ранить меня, обидеть, погубить.

«Но ведь он тебя не ранит, не обидит и не погубит! Ты-то не можешь этого не знать».

Нет, я совсем ничего о нем не знаю!

Но встретившись с ним взглядом, я не смогла сдержать усмешки.

— Пресвятая Дева! Да это Вильям де Виндзор!

— Алиса Перрерс, клянусь Богом! — Сердце мое застучало быстрее. — Собираете яблочки?

— Нет. — Я прижала к груди куклу. — К тому же мне казалось, что я — Алиса де Виндзор, ваша супруга.

— Мне тоже так казалось. Но наши пути не пересекались так давно… — Он снял шляпу и отвесил мне великолепный поклон. — В этом сельском наряде я не сразу признал вас. И отыскать вас оказалось нелегко, я потратил на это несколько дней.

— Вы, вероятно, приняли меня за служанку.

— Это просто невозможно! — Голос его звучал ласково, но ко мне он не приближался. В его фигуре чувствовалось напряжение, напомнившее, что дела обстоят не так-то хорошо. — Я слыхал, что великие мира сего отлучили вас от королевского двора, — небрежно заметил он, и я отступила чуть дальше, сердясь и на себя, и на него.

132