— Если вы хотите остановить меня, вам придется пустить его в ход, сэр. — Я рукой отвела клинок в сторону. — На мне драгоценности королевы Филиппы. Я родила королю сыновей и дочерей. И вы не впускаете меня к нему?
Я изо всей силы застучала кулаком в дверь покоев Эдуарда.
Ответа не последовало. Как бы я ни пыталась убедить камергера, что король будет мне рад, сама я в этом отнюдь не была уверена. Снова громко постучала. Страх начал нарастать во мне, пока не сперло дыхание, а пальцы Бичема не сомкнулись на моем запястье — властно, жестко, неумолимо. Я забарабанила в дверь свободной рукой и громко позвала:
— Государь! Это Алиса! — Попыталась высвободиться из рук Бичема, но он держал меня цепко. Внезапно в глазах у меня потемнело. Меня изгонят отсюда. Обещание Гонта — всего лишь издевка…
— Ваше величество!.. — В моем голосе явственно звучал ужас.
Дверь отворилась.
— Что за шум и суета, Бичем? Мертвого можно поднять из могилы. Успокойтесь, дружище…
Тот отпустил мою руку.
Когда-то я могла входить к Эдуарду, прикасаться к нему, говорить с ним, и никто не мог мне помешать. Теперь я больше не имела на это права — если вспомнить слова, сказанные королем при расставании. Но сердце у меня сильно забилось, когда я увидела, что Эдуард держится на ногах самостоятельно, говорит безо всякого труда, четко и властно. В дверях стоял прежний Эдуард — монарх, царственный повелитель, пусть он и горбился, а щеки ввалились от старости. Не то чтобы он по-прежнему силен и крепок, но сил на то, чтобы стоять ровно, держась одной рукой за дверной косяк, ему хватало.
Я низко присела в реверансе.
— Милорд, я перед вами. — Выждала, пока выцветшие голубые глаза окинули взглядом мое лицо, и лишь после этого выпрямилась во весь рост. — Это Алиса. Я приехала к вам. Позвольте мне войти, побыть с вами.
Отвернется ли он, отвергнет ли меня? Мне показалась целой вечностью та минута, когда Эдуард всматривался в мое лицо. Наконец его глаза прояснились — узнал. Удивление в его взгляде мешалось с нескрываемой радостью.
— Алиса…
— Да, вот я здесь.
— Я спрашивал о тебе. А мне говорили, что тебе нельзя быть со мной… — Он вдруг протянул ко мне руки, и я вложила в них свои ладони.
— Теперь я здесь. Давайте войдем, — предложила я с вернувшейся уверенностью и шагнула через порог.
Глаза Эдуарда увлажнились, но он держал себя в руках, и память ему не изменяла. Как в былые дни, он поклонился и поднес мои пальцы к губам — сначала одну руку, потом и другую.
— Я скучал по тебе, — сказал он просто.
— Мне было невыносимо думать, что вам приходится оставаться в одиночестве.
— Тебя не пускали ко мне…
— Это не я так решила. Но ваш сын меня выручил. И теперь я могу быть здесь, с вами.
— Так входи же… Поговорим.
Он вел меня по комнатам, и я ясно ощущала, как мучительно текли для него минувшие месяцы. Мы были вынуждены двигаться медленно, Эдуард всякий раз подволакивал правую ногу, а рука, которую я держала, была напряжена от усилий, которые он прилагал, чтобы идти самостоятельно. Но настойчивости ему хватало, и мы добрались наконец до большого покоя.
— Алиса… — Не успел он выговорить следующее слово, как я упала перед ним на колени. — Что ты?
— Я должна молить вас о прощении, государь.
— Еще минуту назад ты называла меня Эдуардом и требовала, чтобы тебя впустили. А теперь стоишь на коленях. Я помню Алису не такой. — Призрак улыбки исказил его некогда красивое лицо — правая сторона не подчинялась его желанию улыбнуться.
Я низко опустила голову. Мне было не до смеха.
— Я причинила вам боль. Я изменила вам.
— Было, было. Следовало сразу рассказать мне о нем. Наверное, я бы тебя понял.
— Какой мужчина поймет, если женщина тайком выходит за другого?
— Ладно… Чего я не понимаю — почему именно за Виндзора? Почему ты выбрала такого человека?
Мне в голову не пришло никакого ответа, который мог бы объяснить, почему мы с Виндзором всем существом потянулись друг к другу.
— Он позаботится обо мне, — только и сумела сказать я.
— Да, он сумеет, насколько я понимаю.
— Моя верность вам ничуть не поколебалась, милорд.
— Но ты же молодая женщина, а я…
— Милорд… Простите меня…
— Что ж, нужно иметь мужество признавать границы своих возможностей. Плоть моя не желает прислушиваться к желаниям моего сердца. — И снова эта разрывающая мне душу улыбка. — Сколько стариков говорили это, когда молодая любовница начинала посматривать на сторону? Я не первый. И не последний.
Его прямота поразила меня. К тому же я не могла объяснить ему, что к Виндзору меня влечет не только плотская страсть, но и сходство наших взглядов на жизнь.
— Не по своей воле мне пришлось покинуть вас, милорд. Простите ли вы меня?
— Ты же знаешь, что прощу. Хватит, вставай. Мне слишком утомительно смотреть на тебя сверху вниз. — С тенью своих прежних гордых, изящных манер он поднял меня на ноги. — Ты приехала, чтобы остаться со мной?
— Да. Если вы этого пожелаете.
— А разве я не желаю, чтобы завтра утром взошло солнце? Ты моя, ты мне необходима, если только сможешь терпеть слабости старика.
— Я хочу остаться с вами.
Эдуард наморщил лоб, и мне стало жаль его.
— Те, кто не любит тебя, утверждают, что у тебя нет сердца, Алиса. Что ты холодна, как камень. И тверда, как кремень. А что на это скажешь ты?
Я печально посмотрела на него, сглатывая подступающие слезы.
— Не играет никакой роли, что скажу я. Что скажете об этом вы, милорд? — Подчеркнуто ласково я взяла его руки в свои и положила их ладонями себе на грудь, туда, где билось сердце. — Что вы скажете?