Фаворитка короля - Страница 15


К оглавлению

15

— Примите мои горячие извинения, ваше величество. — Матушка настоятельница метнула на меня взгляд, не суливший мне ничего хорошего на завтрашнем собрании монастырского капитула. — Ей не следовало выделяться таким неподобающим образом. Ей недостает смирения.

— Но ведь она пришла мне на помощь, как добрый самаритянин попавшему в беду путнику, — возразила королева. — Пресвятая Дева не оставит без внимания помощь, оказанную пожилой даме… — Потом она воскликнула громче, чем прежде, прижимая одну руку к складкам платья из камчатной ткани: — Мне необходимо присесть! В комнату, Изабелла… отведи меня в мою комнату.

Прислуживавшая ей дама нахмурилась.

— Ты уж извини, Изабелла… — В голосе королевы прорвалось подавляемое рыдание.

— Вы утомились, Maman. Разве я не говорила, что вам трудно будет выдержать всю службу? Надо было вам меня послушать!

— Я и сама понимаю, Изабелла. Но кое-что нужно было сделать, а откладывать я не могла.

В первый раз я присмотрелась как следует к спутнице королевы. Стало быть, это ее дочь, принцесса Изабелла. Высокая светловолосая молодая женщина живого нрава, с трудом скрывающая сейчас свою скуку. Как я могла ошибиться, приняв ее за одну из обычных фрейлин? Королева предпочитала одежды темных тонов, зато у принцессы каждая золотая нить, каждый драгоценный камень гордо подчеркивали ее высокое положение — каждая деталь, от ажурной золотой сеточки для волос до позолоченных туфелек.

— Кое-что вполне может подождать до тех пор, пока вы окрепнете, — недовольным тоном заметила принцесса. Я с грустью смотрела вслед этой паре, медленно удалявшейся по центральному нефу. У самых дверей принцесса оглянулась через плечо, остановила взор на мне.

— Не стой столбом, девчонка! Подай четки.

«Что-нибудь да подвернется», — говорила я Гризли. И теперь мне не нужно было повторять дважды.

Несмотря на все настояния дочери, королева решительно отказалась ложиться в постель.

— Я еще належусь в постели, а потом, когда придет смерть, в гробу!

Я застыла у дверей гостиной комнаты настоятельницы, пока королеву усаживали в кресло с высокой спинкой и мощными подлокотниками. Можно было положить четки на стоящий у двери большой дорожный сундук и незаметно уйти, пока Изабелла отдавала распоряжения слугам: принести подогретого вина и меховую накидку, чтобы королева могла согреть дрожащие конечности. Но внутренний голос говорил мне: «Останься!» И я осталась в комнате.

— Ничего не говори королю, Изабелла! — приказала королева хриплым измученным голосом.

— Отчего же? — Изабелла взяла мать за руку и вложила ей в пальцы чашу с вином.

— Не смей рассказывать об этом. Я тебе запрещаю! Не хочу, чтобы он лишний раз волновался!

Глаз она так и не открывала, голос был едва слышен, но какая сила воли! Я испытывала и сострадание, и глубочайшее восхищение. Любит ли король ее до сих пор? Он вообще когда-нибудь любил ее? Ведь это не считается обязательным для царственных особ, браки между которыми заключаются из политического расчета. Каково это: чувствовать себя старой и никому не нужной? А королева, тем не менее, желала уберечь супруга от тревог по поводу ее здоровья.

Похоже, что королева уловила направление моих мыслей. Она раздраженно оттолкнула руку Изабеллы и выпрямилась в кресле. Вот наконец оно все и появилось: царственная осанка, властный взор. Превозмогая боль, она обратила этот взор на меня и улыбнулась. Лицо ее смягчилось, даже стало красивее. Или мне казалось, что крупные грубоватые черты ее лица лишены всякой красоты и очарования? Так я ошибалась!

— Ты принесла мне четки. — И она с трудом протянула ко мне руку.

— Да, ваше величество.

— Это я ей велела. — Изабелла налила вина в другую чашу и осушила ее. — Бог свидетель, что за жалкое пойло!.. Мы были слишком заняты вами, чтобы переживать еще из-за нитки жемчуга. Вы же помните — пытались не дать вам упасть, пока стадо этих невежественных монашек…

— Однако же она молодчина. — Королева поманила меня, и я опустилась на колени перед ней. — Ага, conversa, как я вижу. Скажи, как тебя зовут?

— Алиса.

— А тебе совсем не хочется сделаться монахиней? — Она взяла меня за подбородок, подняла голову и внимательно всмотрелась в мое лицо. — Ты не чувствуешь в себе призвания?

Никто прежде не задавал мне такой вопрос, равно как и не говорил со мной так ласково. В ее глазах светилась мудрость, которая понимает все. Неожиданно и помимо моей воли глаза защипало от слез.

— Не чувствую, ваше величество. — Раз уж она этим заинтересовалась, я решила рассказать ей все как есть. — Когда-то я была послушницей. Потом стала служанкой, потом вышла замуж. Теперь я вдова. Вот и вернулась сюда в качестве мирской сестры.

— И к этому ты стремишься? Оставаться здесь?

— Нет, ваше величество, — ответила я, решив ни за что не лгать. — Я не останусь здесь дольше, чем необходимо.

— Значит, у тебя есть свои планы… А сколько тебе лет?

— Скоро семнадцать, насколько мне известно. Я уже не дитя, ваше величество, — сочла нужным добавить я.

— Для меня — дитя! — Она сразу улыбнулась веселее. — Ты знаешь, сколько лет мне?

— Не знаю, ваше величество, — сказала я, потому что любой другой ответ сам по себе был бы непозволительной дерзостью.

— Сорок восемь. Думаю, тебе я должна казаться древней старухой. — Так оно и было. Мне этот возраст представлялся более чем преклонным, а страдания добавляли королеве на вид еще лет десять-двенадцать. — Когда я невестой приехала в Англию, то была еще моложе, чем ты сейчас. А мне кажется, это случилось вчера. Жизнь летит так быстро…

15