— Нашей Палате об этом ничего не известно. Палата считает, что вы нарушили условия высылки, назначенной вам парламентом, чем совершили гнуснейшее преступление.
— Нет! Я не совершала преступления! Милорд Гонт собственноручно известил меня о том, что я вольна возвратиться ко двору.
— И у вас имеется доказательство этого?
— Нет. Но помилование должно быть где-то отражено.
То письмо. Куда оно подевалось? Мысли мои метались, как зверьки, попавшие в капкан. Должно же быть доказательство…
— Далее, — продолжал граф Генри, будто и не слыша меня, — вы обвиняетесь в том, что использовали свое пагубное влияние на его величество короля Эдуарда в последние дни перед его кончиной, дабы получить помилование для Ричарда Лайонса, какового парламент осудил за тяжкие вины в делах финансовых. По вашему наущению Лайонса освободили из Тауэра.
Это была грубая ложь. Я обдумала предъявленное обвинение, лихорадочно перебирая в уме все события. Не существовало ни малейших доказательств моей причастности к этому. Ни единого! Настроение мое поднялось, но все же само обвинение меня озадачивало.
— Лайонс был помилован властью милорда Гонта от имени короля, когда решения парламента были уже отменены, — возразила я, снова почувствовав себя увереннее. — Освободили и Лайонса, и милорда Латимера — это ведь ни для кого не тайна. Вашим сиятельствам это должно быть хорошо известно.
Граф Генри отмахнулся от моего ответа.
— Палата считает, что вы виновны в получении помилования для этого человека, который представляет собой угрозу для государства.
— Нет!..
— Размеры совершенных им хищений колоссальны. И добиваться помилования для него есть деяние, направленное на подрыв авторитета парламента…
— Существуют вельможи двора, которым известна истина в этом деле. И сам Гонт…
— Нам таковые неизвестны. — Граф Генри посмотрел на меня своими чистыми голубыми глазами, и взгляд его был исполнен пугающего чувства превосходства. — Никто не высказался в вашу защиту.
— Я могу сыскать таковых. — Мои слова прозвучали на удивление спокойно, хотя руки стали липкими от пота. — Те законники, кто имел отношение к данному помилованию, подтвердят, что я в том не участвовала. Я не имела никакого отношения к помилованию Лайонса. Должны были сохраниться записи о том, что все юридические распоряжения были составлены по указанию милорда Гонта.
Гробовая тишина. Мои достопочтенные судьи неподвижно застыли на своих скамьях. Я же почувствовала, что руки у меня сжались в кулаки, а ногти глубоко впились в нежную плоть. Наконец граф Генри коротко кивнул.
— Никто не должен говорить, что наша Палата попирает правосудие. Мы предоставим вам время, чтобы вы могли найти себе свидетелей, мистрис. Мы их выслушаем и оценим их показания.
— Сколько времени? — уточнила я. — Сколько времени вы мне предоставляете?
— Вторую половину сегодняшнего дня и предстоящую ночь, мистрис. — Он приторно улыбнулся, если мне только не померещилось.
— Но это же невозможно…
— Назначенный нами комитет будет заседать завтра в десять часов и заслушает ваши показания.
— Я прошу больше времени, милорды… — Я обвела взглядом их лица, уже понимая, что никто из них не желает меня слушать.
— Мы делаем для вас все, что можем.
Я вышла из залы, расправив плечи и высоко подняв голову. Они не могли не понимать, что я проиграю дело.
— Полдня и одну ночь! Боже правый! Как они самоуверенны! А мне еще не нравится то, что у меня перед носом захлопнули дверь! — Виндзор ударил кулаком по стене, потом с убийственным спокойствием взялся за дело. — С чего же начнем?
— Это была затея Гонта — он приказал освободить Лайонса. Должны были сохраниться доказательства, — горячилась я. — Мне нужен тот, кто способен отыскать такое доказательство в архивах и представить его комитету Палаты лордов.
— Кто же? Кто может это знать?
Мы с ним быстро шли по переходам обширного дворца в то крыло, где размещались писцы, обслуживавшие нужды королевского двора.
— Не знаю точно. Кто-нибудь из придворных законников. Их тут предостаточно.
— Но захотят ли они?
— Захотят чего? — Мысли мои уже устремились галопом вперед. Кого мне удастся здесь поймать?
— Искать для вас доказательства. И представлять их в комитет. Ради всего святого, кто согласится предстать перед лордами и оспаривать их мнение?
— Почему бы и нет? — Я остановилась на полдороге.
— Если некто заинтересован в том, чтобы сокрыть улики… — Виндзор предостерегающе поднял руку, когда я открыла рот, чтобы отвергнуть такую возможность. — Если, говорю я… тогда всякого, кто осмелится выступить в вашу защиту, ждет кара быстрая и суровая. Этого достаточно, чтобы они держали язык за зубами. Даже если такой документ все еще существует… Но я в этом сомневаюсь!
Я заморгала, когда он высказал все это так безжалостно. Разве сама я не этого как раз и боялась? Твердая уверенность графа Генри затопила меня волной страха.
— Я не могу сидеть сложа руки! Не могу просто смириться с их обвинениями! — воскликнула я.
— Верно. А время неумолимо бежит. — Виндзор ускорил шаги. — Давайте прикинем, кого мы можем отловить в этой берлоге законников. Как зовут того человека, который вывез из Палленсвика все ваше имущество? Возможно, он посчитает себя обязанным по крайней мере сказать вам правду.
— Как это получается, Вилл, — проворчала я, — что вы всегда думаете в первую очередь о долгах, которые можно востребовать, и об услугах, за которые можно потребовать ответных услуг?