Фаворитка короля - Страница 161

161

— Нет, милорд. Как мне кажется, не могу.

— Значит, насколько я понимаю, вы не можете дать показаний в защиту мистрис Перрерс. Так ведь?

— Да, сэр. Положа руку на сердце, не могу. — Мне показалось, что у Беверли камень с души свалился, когда решение приняли за него другие.

— Благодарю вас. Мы высоко ценим вашу честность. Вы можете идти.

Гонт снова стал вполне спокойным, взглянул на меня, и в его взгляде отразилось то, как он доволен проделанной графом работой. Мне казалось, что мы остались в этой комнате с ним вдвоем, а ждать пощады от него мне не приходилось.

Члены комитета тихонько посовещались между собой.

Джон Беверли вышел, ни разу не взглянув в мою сторону, стараясь не дать повод к подозрению, будто мы с ним состояли в сговоре. Мне трудно было осуждать его за это. Не у всех хватает смелости стоять за правду до последнего. Не все мужчины подобны Виндзору, который, как я знала, будет отстаивать меня, пока жив. Сейчас, стоя перед Гонтом и его тщательно отобранными высокородными приспешниками, я чувствовала, что нуждаюсь в Виндзоре как никогда. С того дня как Филиппа перевернула мою жизнь, я изо всех боролась и изворачивалась, чтобы устоять на ногах в бурном водовороте придворных интриг. Я боролась за то, чтобы надежно обеспечить свое будущее и будущее своих детей. Я даже гордилась теми успехами, которых мне удалось достичь. И все, как выясняется, напрасно. Теперь я осталась беспомощной, беззащитной, без единого друга.

Кроме Вильяма де Виндзора.

Единственным проблеском надежды в те ужасные минуты стало удивительное облегчение, которое я испытала, сознавая, что не совсем одинока, что бы ни случилось.

— Мистрис Перрерс! — Граф Генри настойчиво потребовал моего внимания. На лице Гонта застыло каменное выражение. Граф Генри вышел вперед. — Мы вынесли решение. Вот что мы постановляем…

Как же мало понадобилось времени, чтобы разрушить все то, что я созидала всю жизнь!

— Мы считаем вас виновной в получении помилования для Ричарда Лайонса.

Виновной!

— Исходя из этого, комитет от имени Палаты лордов Английского королевства подтверждает первоначальный приговор, вынесенный вам Добрым парламентом, — приговор об изгнании…

Снова изгнание! Это слово тяжелым звоном отдалось в моих ушах.

Но граф Генри еще не до конца провернул свой кинжал в ране, нанесенной мне в самое сердце.

— …мы также постановляем конфисковать все оставшиеся у вас земли и прочее имущество, приобретенное посредством обмана и мошенничества.

Этот чудовищный приговор потряс меня. Ведь он просто утверждал незаконность моих действий, не представляя ни малейших тому доказательств. Подразумевалось, что я приобретала поместья и иную собственность обманным путем, поэтому у меня отнимали все. Подразумевалось, но вовсе не было доказано, что я виновна. Вот вам и вся беспристрастность законов. Как же они меня, должно быть, ненавидят! Впрочем, разве так не всегда было?

— Вам понятны принятые нами решения, мистрис Перрерс?

Я стояла неподвижно, понимая, что все взгляды судей устремлены на меня: кто-то из них смотрел на меня с осуждением, кто-то с ханжеским сочувствием, кому-то было просто любопытно, как я себя поведу. В глазах Гонта сверкали торжество и алчность. Теперь он сможет присвоить любые мои имения. Вмиг из союзника он превратился в заклятого врага. Я с трудом понимала такую метаморфозу. А когда поняла, стала презирать его от всей души.

— Мне все совершенно понятно, милорды, — ответила я. — Могу ли я теперь идти?

— Мы завершили рассмотрение дела.

Я присела в глубоком реверансе и вышла из комнаты.

«Могу ли я теперь идти?» — спросила я у них. И куда же я пойду?

Я оказалась в прихожей, еще толком не поняв всего масштаба происшедшего. Приговор был произнесен. Меня не заключили в темницу, но выслали, и это давило на меня, подобно тяжелой мрачной туче. Я устремила невидящий взор на Виндзора, ожидавшего у окна. Наверное, я пошатнулась, потому что он в три прыжка подскочил ко мне и поддержал под руку.

— Полагаю, Беверли струсил, как заяц! Он умчался отсюда прежде, чем я успел схватить его за тощую шею.

Я заморгала, не в силах поймать разбегающиеся мысли или подыскать слова, чтобы объяснить, к чему меня приговорили.

— Алиса!

— Я… — Я покачала головой. — Не могу… но мне нужно…

Ему хватило одного взгляда на мою угрюмую физиономию.

— Не пытайтесь ничего рассказывать. Идемте со мной.

Не теряя времени, он вывел меня на морозный воздух. Я задрожала, но все же моему разгоряченному лицу был приятен царивший на улице холод. Во дворе слуги Виндзора держали под уздцы наших лошадей. Словно бы глядя со стороны на все происходящее вокруг, я сообразила, что он опасался этого процесса и подготовился к неожиданностям, хотя меня уверял в благосклонности правосудия.

— Спасибо, — прошептала я. Как дорог он был мне! Как сильно я уже привыкла полагаться на его здравый смысл, на его цинизм и практичность!

Он поднес к губам мою руку, потом, увидев, что я замерзла, сорвал с себя перчатки и натянул на мои руки, а плечи закутал в свой плащ. Мне стало тепло и уютно, несмотря на покалывание в пальцах.

— Вы очень… добры ко мне.

— Добр, Боже правый! Разве я не люблю вас, глупышка? — Он заглянул в мое застывшее лицо. — Кажется, вы мне так и не поверили. Ну, не время и не место убеждать вас в этом. Просто поверьте мне на слово и будьте уверены в том, что я вас не оставлю. Чувствуете? — Он прижал мою руку к сердцу. — Оно бьется в унисон с вашим. Для вас это звучит достаточно поэтично? Может быть, и нет, но в данную минуту ничего лучшего вы не услышите. — Он крепко поцеловал меня в губы. — Теперь займемся вами, пока эти стервятники не передумали. Я отвезу вас домой.

161