Фаворитка короля - Страница 31

— Уже лучше! — заметила Изабелла, придирчиво оглядев меня со всех сторон. — Но я до сих пор не могу понять, для чего ты понадобилась королеве!

Это оставалось выше и моего понимания.

Все фрейлины королевы были очень женственными, изящными, красивыми — во мне не было ничего похожего. Их еще больше красили платья по последней моде, которые облегали фигуру от груди до бедер. А на мне дорогая ткань висела, словно на сушильном шесте. Они без труда играли на различных инструментах, услаждая слух королевы. Меня попытались обучить пению, но оставили эти попытки после первых же вырвавшихся у меня невпопад звуков. Пальцы мои так и не научились перебирать струны лютни, а тем более изящного гиттерна. Другие фрейлины умели расшить пояс цветами и птицами, у меня на это не хватало терпения. Они очаровательно щебетали по-французски, без конца сплетничая о хорошо знакомых им придворных. Я же не знала никого, кроме Уикхема, который снизошел до разговора со мной, когда вернулся ко двору и заметил перемену в моем положении: «Ба, как вы похорошели, мистрис Перрерс! А вы уже научились ездить верхом?» Фрейлины, однако, посмеивались над его страстью возводить арки. Флиртом мастер Уикхем, ясное дело, не увлекался.

А для фрейлин флирт был сам по себе высоким искусством. Я ему так и не сумела обучиться, будучи чересчур прямолинейной по натуре. Я слишком хорошо видела недостатки тех, кого знала, была слишком рациональна, чтобы притворяться и изображать то, чего на самом деле не чувствовала. Если считать это грехом — что ж, я была грешна. Ну не умела я изображать интерес или привязанность, если не чувствовала ничего подобного.

Чем же я могла похвастать? Если у меня и были какие-то таланты, то я старалась использовать их, чтобы быть полезной, заметной, даже незаменимой. Я закрепилась в светлице королевы. И меня отсюда не вышвырнут, как выбрасывала свои старые платья принцесса Изабелла. Я работала не покладая рук.

Научилась играть в шахматы. Мне очень нравились стройные ряды фигурок на доске. Не стоило особого труда постичь разнообразные маневры конями и слонами, запомнить, как осторожно следует ферзю действовать против ладьи. Игру в «лису и гусей» я считала глупейшей забавой, но мне неожиданно понравилось так маневрировать шашками, чтобы загнать «гусями» в угол «лису», пока коварная злодейка не успела съесть доверчивых «птичек».

— Я больше не стану играть с тобой, Алиса Перрерс! — заявила Изабелла, вставая из-за доски. — Слишком уж проворные у тебя «гуси».

— Они проворнее вашей «лисы», миледи. — «Лиса» Изабеллы была намертво зажата в угол маленьким выводком моих «птичек». — Вашей «лисе» пришел конец, миледи.

— Это точно! — рассмеялась Изабелла, скорее от удивления, чем из удовольствия, но и от резкой насмешки на этот раз воздержалась.

Чтобы угодить фрейлинам, я готовила нелепые, но совершенно безобидные приворотные порошки и зелья, навеянные воспоминаниями о книгах, которые мне довелось читать у сестры Марджери. Щепотка кошачьей мяты, пригоршня толченого тысячелистника, стебелек вербены — все это заворачивалось в ладанку из зеленого шелка и перевязывалось красной ниточкой. Если девушки верили в действенность этого средства, я не спорила, хотя Изабелла и утверждала, что ей я подсыпала бы смертоносного болиголова, если бы она попросила ладанку у меня. Еще я ведь умела читать. Читала вслух бесконечно, когда им хотелось послушать о куртуазной любви, повздыхать над стараниями красавца рыцаря добиться ответного чувства от дамы его сердца.

Уже неплохо. Совсем неплохо для безымянной невоспитанной девчонки, которая росла в монастыре. Больше я не останусь безымянной и незаметной. Возможно, гордыня есть грех, но она наполняла мое сердце удовлетворением. А почему мне было не гордиться своими достижениями? Я сумею занять при дворе достойное положение. Я — Алиса, фрейлина королевы. Остались в прошлом те дни, когда меня никто никогда не замечал.

А Изабелла ошибалась. Болиголов я ей подсыпать не стала бы. Сестра Марджери своими язвительными поучениями научила меня сторониться сатанинских дел.

Но какую службу я могла сослужить королеве Филиппе, если и без того все при дворе были озабочены тем, как выполнить малейшее ее желание, даже еще не высказанное? Однако я нашла занятие и себе: стала готовить ей отвары и настои из коры серебристой ивы.

— Ты ниспослана мне небесами, Алиса. — Весь день ее мучила сильная боль, но теперь настойка усыпляла королеву, обложенную со всех сторон подушками. Она вздохнула с облегчением. — А я повисла на тебе бременем.

— Какое же это бремя, миледи, — облегчить ваши страдания?

Я видела, как разглаживаются залегшие под глазами морщинки. Скоро она уснет. Боли мучили ее все чаще, по многу дней подряд, а силы королевы постепенно иссякали, но хотя бы сегодня ей удастся немного отдохнуть.

— Ты добрая девушка, хорошая.

— Не очень-то хорошей я была послушницей! — ответила я без промедления.

— Сядь рядом. Расскажи мне о том времени, когда ты была плохой послушницей. — Веки у нее смыкались, но она боролась с действием лекарства.

Я подчинилась, мне доставляло удовольствие развлекать ее. Я рассказала о матушке настоятельнице и ее слабости к красным чулкам; о тяжелой руке сестры Годы, о том, как по моему недосмотру цыплята пали жертвой лисы и как меня за это наказали. О графине Джоанне я не упоминала: успела узнать при дворе достаточно, чтобы не произносить ее имени. Двуличная невестка Джоанна, пребывающая сейчас в Аквитании вместе с мужем-принцем — сумела-таки уловить его в свои сети! — не навеяла бы королеве приятные сны.