Фаворитка короля - Страница 40

Я совсем ничего не понимала. В ее словах не было смысла.

— Нет! Нет…

— Ты пойдешь к королю. Сейчас появится его паж, и ты пойдешь за ним. — Каким отрешенным был ее голос!

— Не могу. Я не могу быть такой неблагодарной… — возразила я.

— Ты не будешь неблагодарной. Я сама хочу, чтобы ты пошла к нему. — Это привело меня в совершенное недоумение.

— Нет!.. — Пусть она и королева, но я накрыла ее руку своей, словно пытаясь заставить осознать смысл сказанного. — Вы не можете этого хотеть! Неужели вы не понимаете?.. — Я не могла продолжать.

Королева приподняла мой подбородок, чтобы я смотрела ей в глаза. Еле заметно кивнула головой. Потом отпустила меня, а сама шагнула в сторону, немного отдалившись.

— Посмотри на меня, Алиса. На меня посмотри! — потребовала она. — Не как на королеву, а как на женщину. — Она подняла обе руки так, что я не могла не увидеть разрушений, производимых медленно, но неумолимо пожиравшим ее недугом. — Мне уже без малого пятьдесят лет. — Она улыбнулась одними губами. — Груз лет придавил меня сильнее, чем моего господина. Тело мое одряхлело. Я отличалась стойкостью, но смерть детей лишила меня и стойкости. Я чувствую, как смерть простирает надо мной свои крылья, Алиса.

— Нет, — стояла я на своем. — Я способна уменьшить ваши боли…

— Я знаю, что ты это можешь. И делаешь. Но временами боли просто невыносимы. Я не выношу даже легких прикосновений…

Королева тяжело вздохнула, и я наконец-то поняла ее. Отекшее тело, натянутая кожа, вывихнутое плечо. В иные дни королеве требовалась вся сила воли, чтобы пройти из опочивальни в светлицу.

— Это мне известно, миледи.

— Еще бы! А Эдуард — крепкий мужчина, каким и был всегда. И, как любому мужчине, ему необходима женщина. Женщина, которая будет согревать ему постель и тешить его плоть. Разве я способна на это? Даже простыни причиняют мне боль. Я всегда любила моего господина. Я родила ему двенадцать детей и горжусь этим. Я и сейчас люблю его больше жизни — но телесно быть ему женой больше не в состоянии. У меня разрывается сердце, но это так.

— Не… — Но больше ничего сказать я не смогла.

— Было время, когда по ночам я еле могла дождаться его прихода. Кожа у меня горела, чресла истекали влагой. Теперь же я боюсь того, что он может от меня потребовать, — конечно, он не так жесток или бездумен, ты же понимаешь. Он не требует от меня того, чего я не в силах вынести. Но я не хочу, чтобы между мной и Эдуардом стояла стена страха, — значит, я должна что-то для этого сделать.

Как она была откровенна! Говорила до боли честно, прямо, не оставляя места недомолвкам. Все переживания живо отражались на ее лице, оставалось только ждать, что она решит. И эта минута наступила.

— Сделай это, Алиса. Ради меня. Мне казалось, что я смогу просто побыть в сторонке и не мешать, чтобы все случилось само собой, чтобы мне не пришлось вести с тобой эту беседу. Но я не смогла так. Ты заслужила право знать, что я сделала и почему. Ты слишком умна, с тобой нельзя не считаться, нельзя из одной прихоти избавиться от тебя в таком сугубо личном деле. — Она облизала пересохшие губы, словно ей требовалось собрать все свое мужество перед тем, как продолжить. Собрала и договорила: — Я попросила моего господина взять себе любовницу, ибо мне телесная близость уже не по силам.

Ах, Филиппа! Я могла себе представить, сколько сил ей понадобилось, чтобы решиться на такое. Ей ведь пришлось переступить через свою гордость и забыть о положении жены Эдуарда.

— Я хочу, чтобы он взял тебя, Алиса. Как ты думаешь, зачем я позволила ему увидеть тебя?

В моей душе зашевелилось новое чувство.

— Значит, вы это все замыслили…

— Замыслила? Да, наверное, хотя само слово мне не по душе. Скажем так — подобная мысль посещала меня уже давно.

— И король об этом знает? — Мне вдруг стало противно при мысли о том, что они заранее обо всем договорились, а я была всего лишь пешкой, которую умело двигали по доске, и грудь мою захлестнула волна холода.

— Не знает. — Филиппа издала короткий хриплый смешок. — Он всю жизнь привык принимать решения самостоятельно, и в этом деле он иначе не поступит. Неужели хоть один Плантагенет позволил бы женщине выбирать для него возлюбленную? Да ни за что! Мы все пляшем под дудку Эдуарда.

Охвативший меня ужас немного отступил.

— Но ведь при дворе столько красавиц…

— Мой супруг прекрасно понимает, сколько красавиц окружают его! И если бы захотел взять в любовницы какую-то из них, он так бы и сделал. Но ты, Алиса, обладаешь странной притягательностью. Я молилась о том, чтобы он заметил тебя и не остался равнодушным.

— Но ведь это предательство! И разве это не унизительно для него? Даже для нас самих, если мы беседуем об этом в таком тоне? — Я поняла, что говорю шепотом, словно опасаясь, будто нас могут подслушать существа, вытканные на гобеленах. — Это бесчестье для него как мужчины.

— Нет, милая девочка. Не нужно так думать. Хранить целомудрие для него непомерный груз, он мужчина очень горячий, однако много месяцев он несет этот груз ради меня. — В ее улыбке отразилось все восхищение своим супругом. — Это мой ему подарок — и твой дар мне. Ты была никем, Алиса. Я вознесла тебя, а теперь ты сможешь отплатить за это.

— Мой дар вам… — Я старательно обдумала эти слова.

— Да. Ты вот говоришь об унижении. Но подумай сама! Разве потерпела бы я, чтобы он взял в порыве долго подавляемой страсти какую-нибудь обычную блудницу? Или титулованную даму из моей свиты? Охваченный страстью мужчина не всегда способен хладнокровно все взвесить. А я не вынесла бы скандала… Всегда скорее веришь в худшее, а у меня уже не осталось сил встречать невзгоды с высоко поднятой головой…