Фаворитка короля - Страница 83

Вот оно! Он пришел-таки в себя. Но сразу уступать нельзя. Я была не такой крепостью, которая готова капитулировать при малейшей угрозе неприятеля и появлении парламентера, к тому же во мне пробудилась (скажу честно) старая ревность, сколь недостойной она ни была.

— Два месяца — и вы ни разу не пожелали со мной увидеться! Без Филиппы вы чувствуете себя одиноким и покинутым, это я понимаю, но вы должны знать и то, какой одинокой и никому не нужной чувствовала себя я! Если я вам не нужна, моя жизнь вообще теряет смысл. — Он положил руки мне на плечи, развернул к себе лицом. Он действительно смотрел на меня и ясно видел. Ну наконец-то!

Эдуард гордо вскинул голову.

— И поэтому ты вырядилась как нищенка? Как какая-нибудь скаредная вдовица, готовая вот-вот запереть себя в стенах монастыря и посвятить всю жизнь молитвам и благим делам? Наверное, мне нужно отослать тебя отсюда, подарив сначала новые платья. Иначе как ты сможешь привлечь к себе внимание мужчин?

К нему вернулась способность шутить, которой мне так недоставало. Слабый намек на веселье чуть осветил его лицо, словно солнышко робко проглянуло из-за туч.

— Я не желаю привлекать ничьего внимания, кроме вашего! — возразила я, слегка вздернув подбородок под стать Эдуарду — можно даже сказать, немного надменно. Улыбнуться я себе пока не позволила.

Эдуард наклонился и стал целовать меня сперва в лоб, потом в губы; поначалу поцелуи давались ему как будто с трудом — он неуверенно прикасался к женщине, припоминал былое, не ведая, что может встретиться ему на этом полузабытом пути. Но потом его губы, прижимавшиеся к моим, потеплели, а руки соскользнули с моих плеч и обвились вокруг талии.

— Отчего это ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто я заново родился? — возник у него вопрос.

Я всем существом ощущала, как крепнет его разум, пока он вглядывался в мое лицо в поисках ответа. Вроде бы отыскал, поднял мои руки, прижался губами к ладоням, к кончику каждого пальца, снова знакомясь со мной после длительной разлуки. Но нам оставалось пройти еще долгий путь.

— Как мне не хватало тебя, Алиса! Как же я раньше этого не понял?

— Потому что вы закрыли душу для всего, кроме своего горя.

— Так ты передумаешь? Останешься здесь?

— Вы ведь тоже можете передумать и завтра велите прогнать меня!

— Я приказываю тебе остаться! — На лице короля вспыхнул яркий румянец гнева. — Тебе приказывает твой государь! Мне необходимо, чтобы ты оставалась здесь.

Вспышка гнева. Хозяйские чувства. Властность. Теперь все эти черты его характера вернулись к нему. Я погасила улыбку, но встала на цыпочки, потянулась и поцеловала Эдуарда в щеку. Он уже сдергивал с меня этот чертов капюшон, и скрытые под ним волосы, не заплетенные в косы, рассыпались у меня по плечам. Он взял их в руку, сжал кулак.

— Какие у тебя чудесные волосы! Отчего у меня такое чувство, будто меня перехитрили? Ты ведь никогда не одевалась так уродливо. — Капюшон он бросил на пол.

— Раньше не было такой нужды, — ответила я. — А теперь мне требовалось нечто такое, что могло бы привлечь ваше внимание.

Эдуард негромко засмеялся. Наконец я услышала его смех! Я повлекла его к скамье, стоявшей у стены, усадила рядом со мной. Пока его рано отпускать: я еще не могла положиться на его настроение. Взяла с блюда тарелочку с пирогом, протянула королю.

— Съешьте хоть кусочек. Вы, наверное, проголодались.

— Кажется, я голоден. Да и если ты все съешь сама, то страшно располнеешь.

Настал час решающего штурма, неудержимого броска в атаку, против которой он (да будут услышаны мои молитвы!) не сможет устоять.

— Располнею я все равно, милорд, хоть буду есть сласти, хоть нет. — Он пристальным взглядом окинул мою фигуру, заглянул в лицо. — Я ношу ваше дитя. Вас это радует?

Король отложил лакомство и зарылся лицом в мои волосы.

— Я и не знал. Ты просто должна остаться со мной. Я не потерплю, чтобы мой ребенок рос где-то, воспитывался без моего пригляда. Останься, Алиса. Ради всего святого, останься.

Я поспешила закрепить наметившийся успех и пустила в ход еще одну припасенную заранее военную хитрость. Эдуард должен вернуться не только ко мне, но и к своему народу.

— Только в том случае, если вы завтра возьмете меня на охоту. Ну пожалуйста, — попросила я, прижимаясь к его плечу. — Мне же не с кем больше проехаться верхом — все проклинают меня как дочь сатаны. Уикхем стал читать надо мной молитвы. Да и моя кобылка слишком застоялась. Она изгрызла все удила.

— Тебе было одиноко. — Умница, он понимал и то, что оставалось недосказанным. — А я тебя совсем забросил, правда?

Теперь он был мой. Щеки порозовели, годы спали с плеч. В душе я ликовала, видя, как возвращается прежний Плантагенет.

— Забросили, — грустно согласилась я. — И теперь должны загладить свою вину.

— Заглажу. — Он встал сам и потянул за собой меня. — Чего желает моя госпожа?

— Велите устроить охоту, Эдуард. Пусть двор вас увидит. Пусть все знают, что король снова с ними. Обещайте мне это. — Он все-таки немного заколебался. — Обещайте же! Скоро будет уже поздно: я слишком растолстею и не смогу взобраться в седло!

— Обещаю. Оставайся, Алиса. Я скучал по тебе.

Получилось! Поцелуй его был теперь долгим, крепким, он оттаял душой, в нем снова пробудилась страсть.

— Ложись в постель, Алиса. Мы потеряли слишком много времени.

И мы вернулись, как в прежние дни, к крепким объятиям и жарким ласкам в королевской постели, притворяясь, будто все у нас хорошо. Эдуард овладел мною к обоюдному удовольствию, подтвердив грубые заверения Гонта в том, что король полон мужской силы, а я смогла заставить короля забыть о грузе лет.