Совсем недавно я приобрела дом и поместье Палленсвик — благодаря таланту Гризли вести торговые дела, а равно благодаря королевскому казначею, который любезно ссудил мне нужное количество золота. А Палленсвик, стоявший на берегу Темзы, по праву мог считаться сияющим бриллиантом среди прочих поместий. И добраться оттуда до королевского дворца и до самого Эдуарда было не труднее, чем обуться в шелковые туфельки.
— Я приеду к тебе, если позволят дела, — пообещал мне Эдуард.
— Да я прекрасно поживу и в одиночестве, — заверила его я, понимая, что король будет занят по горло делами войны и вырваться к роженице ему не дадут, сколь велика ни была бы его власть. А о его добром настроении позаботится Изабелла.
— Я закажу мессы за то, чтобы роды прошли благополучно. Ты только дай знать.
— Непременно.
— Я согласен на то, чтобы ты родила мне дочь.
— Лишь бы она не стала такой же воинственной, как Изабелла!
— Ее превзойти в этом трудненько. — Эдуард громко расхохотался, распугав уток, которые плавали в тихих заводях. И вдруг, когда я уже удобно устроилась на подушках, воскликнул: — Не уезжай!
Он сжал мою руку в своих, как бы уговаривая, но я понимала, что нужно уезжать. В некоторых делах я очень ценила независимость, и родить дитя мне хотелось под своим кровом. Потому-то я и покинула двор. Но на этот раз не было никакой таинственности — развевались знамена, реяли флажки, меня окружал отряд телохранителей, чтобы все вокруг знали: фаворитка короля готовится подарить жизнь еще одному его ребенку. Изабелла нашла себе неотложные дела и не стала притворяться, будто очень беспокоится обо мне. Ну, оно и к лучшему.
Волкодав сопровождал меня, хотя собака очень боялась воды. Я еще не встречала животного, которое меньше отвечало бы своему имени, чем эта псина. А в рукаве у меня был спрятан подаренный Виндзором кинжал.
На кухонном столе в Палленсвике стояла корзина свежайших яиц, а я помогала экономке выгружать из ящиков засушенные с прошлой осени фрукты. Между фруктами была вложена записка. Вот уж, право, необычный способ доставки! Во мне проснулось любопытство, и, бросив взгляд на новорожденную дочь Джоанну, которая мирно посапывала в колыбельке у огня, я вытащила и развернула послание. Лаконичный текст без обращения, без подписи, без печати. Значит, кто-то задал себе немало хлопот, но пожелал остаться неизвестным.
Вам необходимо вернуться в Вестминстер. Личные дела не должны стать препятствием. Так нужно для Вашего же блага и для блага короля.
Почерк профессионального писца. Но кто же автор записки? Я в задумчивости похлопала ею по лежавшему на верху корзины коричневому яйцу. Не Эдуард: стиль не его, да и к чему королю такая таинственность? Может быть, Уикхем? Он не унизится до анонимных посланий. Да и ему, королевскому канцлеру, нет в том нужды. Лекарь Эдуарда? Но если Эдуард заболел, об этом возвестил бы гонец, трубящий в рог, чтобы расчистить себе дорогу. Ничуть не прояснив дела, я с кривой усмешкой бросила записку в огонь. Кто всерьез может быть заинтересован в моем возвращении? Может, я и признанная фаворитка короля, но большинство придворных охотно заточили бы меня в темницу как можно дальше от короля и всего двора.
Понятно, что утром я встала рано и распорядилась, чтобы упаковали мои вещи, а барку приготовили к отплытию. Поцеловала новорожденную дочь, которую назвала Джоанной в честь любимой дочери Эдуарда, умершей от чумы. Голубыми глазками и светлыми волосами девочка пошла вся в отца. На это имя я согласилась без особой охоты, ибо оно слишком уж напоминало мне о женщине, которая страшно презирала меня за неблагородное происхождение и загружала черной работой, но в данном случае важнее было желание самого Эдуарда. Поэтому я простилась с доченькой и обоими сыновьями, надавала кучу ненужных указаний нянюшке и воспитателю, а сама уже через час отправилась в путь, в Лондон. Автор записки, несомненно, вскоре отыщется.
Прибыв на место, я узнала, что в мое отсутствие Эдуард созвал парламент. Меня это, впрочем, ничуть не обеспокоило. Приближалось время новой военной кампании, и было необходимо созвать парламент, чтобы тот одобрил новые налоги и позволил получить деньги для платы английским войскам. В Вестминстерском дворце, где разместился теперь Эдуард, царил переполох. Все куда-то неслись, суетились, в конюшнях лошадям было не повернуться, а предназначенные для лордов и епископов помещения были уже переполнены. Членам Палаты общин предстояло размещаться там, где сами смогут устроиться. Ну, меня это не касалось. Спрятавшись в своих покоях от охваченного суматохой двора, я с облегчением перевела дух — вот я и приехала! Но радость была недолгой — кажется, я даже нахмурилась.
— Вы не торопились! — с упреком бросил мне Джон Гонт.
— Что вы здесь делаете? — совершенно неучтиво спросила я. Почему в присутствии Джона Гонта я становилась такой грубой? Да ведь он безо всякого приглашения почему-то оказался в моих покоях! Наверное, я боялась его. Гонт, непробиваемый, как всегда, сидел на подоконнике и царапал каблуком сапога каменную кладку.
— Жду вас, мистрис Перрерс.
После того «заговора» мы с ним мало общались. Ах да — на людях он изысканно приветствовал меня, был также вынужден признать, что Эдуард очень ценит меня, но в душе, думается, презирал по-прежнему. Так что же привело его сюда? Разве что… По коже у меня пробежал холодок недоброго предчувствия.
— Я приехала сразу же, как только смогла, — ответила я.
— Я ждал вас еще вчера.