Фаворитка короля - Страница 150


К оглавлению

150

— За бури и ливни. Пусть длятся как можно дольше. Пусть затопит все дороги и берега реки от Лондона до Палленсвика — до тех пор, пока Джоанна о нас не забудет.

— Клянусь Пресвятой Девой, скорее рак на горе свистнет! — Но кружку у него я взяла и повторила его тост: — За бури!

Ливни и ветры понемногу стихли, дороги вскоре вновь сделались проезжими, а на Темзе было не повернуться от множества сновавших туда и сюда судов и суденышек. До нас дошли вести о том, что делается в Лондоне и не только в нем. Некоторые новости меня вообще никак не затрагивали — даже удивительно.

Юного Ричарда, наряженного в белые с золотом одежды, короновали в шестнадцатый день июля месяца. Подумать только, в четверг! Весьма необычно, но день выбрали потому, что это был канун праздника святого Кенельма, малоизвестного короля Мерсии, — ребенка, который принял мученическую смерть.

— Вижу, Джоанна Прекрасная решила, что парню пригодятся любые счастливые предзнаменования, какие только найдутся! — проворчал Виндзор.

Он рассуждал очень здраво: Англию ожидали невзгоды. Сильного войска под командованием короля у нее не было, а французы осмелели и стали совершать набеги на многие городки и деревни вдоль нашего южного побережья, после разграбления предавая их огню. В пылающий ад превратился город Рай, и даже до Льюиса добрались французы, хотя отдаленный от моря Палленсвик был в относительной безопасности.

Как странно — меня это никак не касалось, я не была рядом с королем, который строил замыслы, как изгнать французов. Кто же будет направлять нашу внешнюю политику? Гонт, вероятно. Я отгородилась от этих размышлений — все это было теперь слишком далеко от меня.

Впрочем, кое-какие события меня затрагивали, хотя и косвенно.

Старый добрый Уикхем получил полное прощение, чем было подтверждено примирение между Эдуардом и его бывшим канцлером. По крайней мере, хоть этого мне удалось добиться для старого друга. Уикхем мне написал:

С меня снята опала, но никакой должности при дворе я не получил. Подумываю о том, чтобы посодействовать делу просвещения в Оксфорде, построив там два новых колледжа. Уверен, Вам будет приятно об этом услышать, хотя ни одна женщина никогда не переступит порога этих храмов науки! Вероятно, я перед Вами в долгу, однако и мне, и Вам приходится смириться с тем, что есть вещи невозможные.

Я невольно улыбнулась. Нелегко священнику признать, что он в долгу перед грешной дочерью Евы, однако же Уикхем сделал такое признание, и не без изящества. Я от всей души желала ему добра. Вряд ли нам придется увидеться еще хоть раз.

Потом он сообщал вести тревожные, которые заставили меня сперва рассмеяться, а потом нахмуриться. Собрался новый парламент, и Гонта пригласили войти в комитет Палаты лордов, которому было поручено бороться с угрозой, исходившей с южного берега Ла-Манша.

— Стало быть, звезда Гонта снова на подъеме, — заметил Виндзор, читавший письмо Уикхема через мое плечо.

— Этого следовало ожидать, — ответила я. — На его стороне знатность и опыт.

— К сожалению, победами он не может похвастать!

Скептицизм Виндзора меня не тронул — что значит для меня теперь возрастающая власть Гонта? Мои и его честолюбивые устремления больше никак не пересекались. Однако Виндзор задумался и взял письмо Уикхема с собой — перечитать на досуге. Мне всегда становилось тревожно на душе, когда Виндзором овладевало желание поразмыслить за кружечкой эля.

А смех разобрал меня, когда я прочитала, какую невероятно надменную петицию направил парламент юному Ричарду. Впредь только парламенту будет принадлежать право назначать канцлера, казначея и всех прочих высших должностных лиц, каких парламент пожелает. Каждый шаг короля окажется под контролем. Никому не будет дозволено делать то, что делала я, когда Эдуард был тяжело болен и не мог принимать решения самостоятельно. Не должно впредь быть другой Алисы Перрерс, правящей королевским курятником.

Да, над этим я посмеялась, хотя смешного было мало.

А потом мне стало вовсе не до смеха. Кто-то громко забарабанил в дверь усадьбы Палленсвик (похоже, кулаком в кольчужной перчатке), оторвав меня от счетов и записей о доходах и расходах. Виндзор в то время занимался осушением заливных лугов в Гейнсе. Да и если бы вернулся, то уж не стал бы колотить в дверь. Мы с ним по-прежнему жили странной жизнью, то разъезжаясь, то съезжаясь, — у нас не было никакого общего хозяйства, словно мы не состояли в законном браке, а были всего лишь партнерами в деле, которое иногда требовало близости, а иногда и не требовало. Нет, Виндзор так колотить в дверь не стал бы. Скорее просто распахнул бы ее да и вошел в дом, громким голосом сообщая мне о своем прибытии, наполняя всю усадьбу своей неуемной энергией. Нет, это не Виндзор. Мое сердце затрепетало — в нем проснулся тот давний страх, который никогда полностью не исчезал, но прятаться он меня не заставит… Я решительно пошла к сотрясаемой ударами двери.

— Там чуть не целый отряд, мистрис, — сообщил мне дворецкий, который неуверенно топтался в холле. — Отворить им?

— Отворяй. — Что толку здесь раздумывать! Пришла опасность, ей нужно смотреть в глаза.

— Добрый день, мистрис.

Стучали не кулаком в кольчужной перчатке, а жезлом, положенным по должности. Стоявший у двери человек, судя по его одежде, был из числа старших служащих — клерк или секретарь важного господина. А может быть, шепнул мне на ухо внутренний голос, судебный пристав. Никогда прежде я его не встречала, и мне не понравились ни его лицо (хотя держался он учтиво и отвесил мне низкий поклон), ни сопровождавший его отряд из двенадцати человек. Весь двор был битком набит вьючными лошадьми и двумя большими повозками.

150